У французского дома Louis Vuitton вообще-то множество фабрик и ателье. Но есть одна, наиболее важная, знаковая мастерская — она расположена в тихом парижском предместье и, конечно, скрыта от посторонних глаз. Специально её двери были открыты всего на один день.
Аньер — промышленный пригород Парижа на левом берегу Сены. Именно здесь когда-то активно селилась русская эмиграция. Ещё в Аньере находится первая мастерская марки Louis Vuitton, где уже почти полтора века выпускают сундуки, сумки, а также исполняют любые капризы клиентов, в том числе самые экзотические и причудливые. Сюда-то мы и отправились — посмотреть на святая святых французского дома.
Водитель останавливает нас на тихой безлюдной улочке напротив ворот, за которыми располагается фамильный особняк семейства Вьюттонов. Вокруг живописный сад, а чуть позади — мастерские, где, собственно, всё и происходит.
Представители марки ведут нас на второй этаж дома — угостить чаем и заодно показать импровизированный музей с раритетами, от которых захватывает дух. Вот стоит сундук-кровать 1905 года, принадлежавший графу Пьеру Саворньяну де Бразза, французскому колонизатору. Воображение, конечно же, рисует фигуру графа, возлежащую на этой самой брендированной раскладушке где-то посреди африканской саванны.
Основная часть дома Луи Вьюттона, отца-основателя марки, была построена в семидесятых годах XIX века, но на самом деле она не так интересна, как домовая пристройка, долгое время служившая оранжереей. Позже эта часть была переоборудована в жилое помещение, явив собой прекрасный образец французского ар-нуво. Венчает его огромное окно-витраж с растительным орнаментом, скрывающим от посторонних глаз то, что происходит внутри. Зато через него очень хорошо видно происходящее снаружи.
Помещение представляет собой уютный зал с камином и креслами — именно здесь чаще всего принимают гостей Louis Vuitton. В их числе была и София Коппола, которая создала для бренда несколько сумок. Надо сказать, дизайн будущих творений она обдумывала в очень правильной атмосфере — тут буквально каждая вещь склоняет к творчеству.
Вскоре мы отправляемся в сакральную зону — в ателье — оно прямо за углом. Сначала попадаем в столярный цех, где изготавливают деревянные скелеты будущих сундуков. Напоминает обычное деревообрабатывающее производство: гвозди, молотки и листы фанеры. С трудом представляешь себе, что всё это впоследствии превратится в багаж стоимостью тысячи, а то и десятки тысяч долларов. В углу красуются старинные схемы сундуков с размерами, которые соблюдаются по сей день.
Рабочие ведут себя застенчиво и, разумеется, не владеют английским — как и положено настоящим французам. Нам объясняют, что деревянные конструкции багажа включают в себя два вида древесины — тополь и габун. Тополь лёгкий и гибкий, а значит, подходит в качестве основы для сундуков. Для каркаса же используется габун, так как у него низкая влажность и со временем он не станет расширяться, позволив сундуку сохранить изначальные габариты.
В мастерских очень тихо, идеальная чистота и организованность, а также чёткое распределение обязанностей, как и должно быть в случае с люксовыми вещами ручной работы. Одни сколачивают каркасы, другие обрабатывают кожу, третьи шьют.
Сотрудников фотографировать нельзя — максимум их мозолистые руки. «Люди для нас — это самое главное, наш основной капитал», — вежливо объясняют нам. На карманах халатов у некоторых рабочих вышита четырёхзначная цифра.
У одной дамы это «1975″. На наш немой вопрос тут же следует ответ: «Да-да, она работает здесь почти сорок лет. Теперь вы нас понимаете?» Мы понимаем. Как понимаем и самих мастеров, которые по-настоящему гордятся тем, чем занимаются. Причем вне зависимости от профиля — энтузиазм читается даже в глазах у тех, кому приходится заниматься мелкой рутиной вроде прострочки чехлов.
В то В то время как мы молчаливо взираем на все эти деревянные ящики, включая будущий переносной шкаф для бутылок вина, французский представитель Louis Vuitton деликатно предваряет наш возможный вопрос. «Мы беремся исполнить практически любой каприз клиента, но не принимаем заказы на изготовление гробов — ни для людей, ни для животных. Хотя очень часто получаем такие запросы».
В мастерских очень тихо, идеальная чистота и организованность, а также чёткое распределение обязанностей, как и должно быть в случае с люксовыми вещами ручной работы. Одни сколачивают каркасы, другие обрабатывают кожу, третьи шьют.
Сотрудников фотографировать нельзя — максимум их мозолистые руки. «Люди для нас — это самое главное, наш основной капитал», — вежливо объясняют нам. На карманах халатов у некоторых рабочих вышита четырёхзначная цифра. У одной дамы это «1975″. На наш немой вопрос тут же следует ответ: «Да-да, она работает здесь почти сорок лет. Теперь вы нас понимаете?» Мы понимаем. Как понимаем и самих мастеров, которые по-настоящему гордятся тем, чем занимаются. Причем вне зависимости от профиля — энтузиазм читается даже в глазах у тех, кому приходится заниматься мелкой рутиной вроде прострочки чехлов.
Вообще, кажется, что время здесь остановилось — ощущение XXI века напрочь пропадает. Особенно при виде готовых ретро-сундуков, которые вот-вот сейчас отправят клиенту на лошадях.
В ателье используется минимум машин — в основном всё делается человеческими руками. И знаете, что больше всего удивляет во всём, учитывая глобализацию и повсеместный международный конвейер? Эти люди на фабрике, которых мы встретили, — они действительно искренне любят то, что делают, все они безнадежные перфекционисты и вкладывают душу в каждый предмет, будь то крохотная шкатулка или огромный сундук-гардероб. Ну, а вещи, сделанные с душой, — это в наше время дорогого стоит.
Вскоре нам устраивают экскурсию в хранилище кож. Тут их невероятное количество — самых разных цветов и видов, включая фирменную Epi. С обычной кожей работают одни сотрудники, с экзотическими видами — другие, специально обученные. По-другому никак: драгоценный материал нельзя испортить. Департамент, занимающийся сумками из кожи крокодила, питона, ящерицы и прочих exotic skins, занимает отдельный этаж. Тут всё ещё более строго, чем внизу.