Жил у нас в заводе, слышь-ко, парень неприметный. Бутусычем звать. Другие еще его Кормильцем звали, но это по незнанию. И вот, полюбил этот Бутусыч девку одну. Ой, шибко полюбил. А она возьми да и помри. Тут-то парень умишком и подвинулся.
Поначалу Бутусыч все в подвале хоронился, занимался там кожным промыслом — резал ремни, для чахотошных, али для тех, у кого грудь слабая, продавал их и тем жил. А по ночам орал на весь поселок, мол, я хочу быть с тобой, мол, я так хочу быть с тобой, а под утро грозился, мол, как хошь, но я буду с тобой!

Ну, люди-то видят, как Бутусыч по мертвой девке убивается, послали к ему спервоначалу дохтура. (Был у нас один немец-лекарь, на наших рудниках сифилис изучал). А доктор-скотина как всегда напился как скотина и только все дело спортил. Умерла, говорит, твоя девка, ее больше нет. А тут еще пожарник местный, собутыльник дохтуровый, поддакиват — да, мол, дом-от ее сгорел, третьего дня тушили, я могу и справку выдать.

Ну, Бутусыч выслушал их, вроде успокоился, а ночью-то опять как давай орать — все равно я хочу быть с тобой, да буду с тобой…

Тогда бабы, чтобы его как-то успокоить, понесли ему какого ни на есть шоколаду. Да только Бутусыч весь тот шоколад рукой поломал, только схрупало.

Потом постоял маненько, взял ножик сапожный и за пальцы свои принялся, режет их один за другим, вроде как за то, что они ту девку потрогать не могут. Ну сам подумай — пальцы-то тут при чем?!

Видят люди — неладно дело. Приташшили Бутусычу какой ни на есть манитофонишко, чтобы, значица, выговорился бедолага. И что ты думаешь — помогло!

Выплеснул парень свою муку на пленку и сильно ему полегчало. Девку свою реже поминать стал. Сменил батарейки в манитофоне, чтобы, говорит, музыка вечной стала, да засобирался в Америку. Выучил, как в Америке той здоровкаются — “Гудбай, Америка, о!”,

Сказал всем поселковым “Хелло!”, да с тем и отбыл.

Больше никто Бутусыча в поселке у нас не видал, только сказывают люди, что не добрался он до Америки-то, а, дескать, видали его в Питербурхе, голова налысо побрита, видать в армию завербовался, али в лечебницу.

Вишь, что любовь с человеком делает, а ты говоришь “давай одеколону выпьем”…

Жил у нас в заводе, слышь-ко, парень неприметный. Бутусычем звать. Другие еще его Кормильцем звали, но это по незнанию. И вот, полюбил этот Бутусыч девку одну. Ой, шибко полюбил. А она возьми да и пом