Сто лет и один день строил, говорят, Ной ковчег; вот сколько времени понадобилось ему, чтоб сделать корабль, который и потоп бы выдержал, — а потоп-то этот он во сне видел. Сколотил он сперва большую клеть деревянную квадратом, посредине ее потом дом поставил. И только, значит, залезли парами в ковчег все звери, которых туда он согнал, — ну и, понятное дело, забрались дети его, — как начался ливень. Сорок дней и сорок ночей хлестал дождь без перерыва — а потом, как очистилось небо, выпустил Ной из ковчега ворону: узнать задумал, не сошла ли вода, не появилась ли кругом зелень. Да только не вернулась ворона. Как увидела зверей утонувших — а туши их по водам тогда всюду плавали, — так и пала на мертвечину, клевать принялась; ест — не наестся. Попросил тогда Ной голубя, чтобы тот принес ему весть. И в первый вечер вернулся голубь с комочком земли в клюве, а во второй — с гроздью калины. Вот и сделал Ной, в благодарность, голубя белой голубкой, а вороне, в наказание, дал он голос хриплый да сиплый — и перья, как уголь черные.
А как оказался ковчег на суше, вышла оттуда семья Ноя, огляделась — да и обосновалась тут, как говорится, на «земле доброй да ровной». Так что пришлось воронам — а их ведь так и не простили люди, от домов своих все гоняли — удрать из этих мест, убраться из Штатов в Канаду. Да только как повалил снег в Канаде, не выдержали вороны, полетели обратно, на землю Штатов. Поняли, что иначе до весны им не дотянуть.
И вот с тех пор повелось, это уж всем известно: как увидишь, летят вороны к американским берегам, так и знай — зима на носу.

Сто лет и один день строил, говорят, Ной ковчег; вот сколько времени понадобилось ему, чтоб сделать корабль, который и потоп бы выдержал, — а потоп-то этот он во сне видел. Сколотил он сперва большую