Мокрый, почти растаявший снег уже не хрустел под ногами, а дорога от магазина до дома стала, кажется, раза в два длиннее - это если судить по затраченным усилиям. Если запрокинуть голову и закрыть глаза, можно оказаться в самом центре снегопада и кружиться, кружиться, стать частью чего-то волшебного и почти неуловимого, как перезвон глиняных колокольчиков. Только это теперь, кажется, уже не важно. Ведь так?

Усталый, почти по-настоящему равнодушный ко всему происходящему вокруг, старый математик брёл по заснеженной улице, то и дело спотыкаясь и с трудом удерживая равновесие. На лице его застыло презрение и какая-то непонятная грусть за ней. В руке - тёмно-серый пакет с кефиром. Почти классическая ситуация. Наверно, в каждом городе, даже в таком ярком и сказочном, как этот, должен быть хоть один такой человек - чтоб было на чьём примере рассказывать про одиночество и тоску в новогоднюю ночь. Вот только роль трагического персонажа не очень-то устраивала математика... А впрочем, ему было всё равно. С тех про, как Сумасшедший Художник ушёл, для него потянулись бесконечные серые дни, и всё чаще посещали мысли о бессмысленности самого существования. Его раздражали глупые и никому не нужные смайлики на стенах домов, фальшивые улыбки прохожих и отсутствие общения - он давно ушёл из школы, так и не собрался завести семью или хотя бы кошку, а тот образ жизни, который вели местные раздолбаи (художники, музыканты, фенькоплёты, поэты и прочие человечки, что пришли на смену Сумасшедшему), вызвал у него желание немедленно оказаться как можно дальше от всего этого. Веры и надежды уже не было - зачем?
И приходилось просто жить. Ходить за кефиром и хлебом, решать какие-то черезвычайно сложные задачки, до которых никому, включая самого математика, не было дела... И только один раз в году, в новогоднюю ночь, в его сознание прокрадывалась неосторожная мысль: а вдруг Художник вернётся? Ведь когда-то, давно-давно, кажется, целую вечность назад, - а по календарю прошло всего пять лет, - математик и Художник всегда проводили это время вместе - Художник, сидя у самодельного камина, рассказывал сказки и удивительные истории, а математик, хоть и делал вид, что гордо презирает все эти глупости, слушал с вниманием ребёнка, которым он, кажется, никогда не был. И в конце концов, старый друг, прежде чем уйти, забыл у него свою трубку - может, хотя бы это заставит его вернуться?.. Но время шло, а Художник не давал о себе знать. Математику было грустно. Сегодня ведь можно, правда? Среди всех этих счастливых лиц обязательно должно быть одно одинокое сердце, иначе "кина бы не было".

Холодный подоконник, чашка совсем не сказочного, но вполне себе терпимого кофе, бутерброд с колбасой и - ещё одно персональное чудо - иссине-чёрное небо с искорками звёзд. Когда-то Сумасшедший Художник рассказывал, что на перекрёстке звёздных ветров всегда стоит маленький зверёк с колокольчиком или фонариком, чтоб тем, кто идёт той дорогой, было не так страшно. Наверно, он сейчас идёт той самой дорогой... Интересно, а ему не страшно? Художник никогда не говорил про свои страхи, но математик замечал, как испуганно озирался он в тёмных коридорах, пока кто-нибудь не включал свет, и как под каким-либо предлогом он отказывался лезть на тёмный чердак, где хранились его старые рисунки. Нет, наверно, всё-таки не страшно - сегодня звёздное-звёздное небо... Значит, всё хорошо?
Старые часы на главной центральной башне пробили три раза. Математика клонило в сон, медленно опускались веки, а перед глазами мелькали глупые мультящные картинки - что-то про лохматую собаку, которая с восторженным лаем носится по полю, сшибая крепким лбом ворота, которые предназначены для прыгающих через них овец... Старик не сразу понял, когда эта чепуха сменилась совсем другой картинкой - на кресле у камина, попыхивая трубкой и глядя весёлыми синими глазами сквозь отросшую чёлку, сидел Сумасшедший Художник собственной персоной. Математик грустно улыбнулся.

-А тебя на самом деле нету. - сообщил он Художнику, всматриваясь в знакомые черты лица. Конечно, это не мог быть его друг - это или сон, или просто очень качественное наваждение из тех, что насылают мелкие духи в новогоднюю ночь: за прошедшие пять лет лицо Художника совсем не изменилось, вот только выражение глаз было чуточку незнакомое, но всё-таки - то самое...

-Неужели? - хмыкнул Художник. - Вот так заявление. И как же мне теперь быть?..
Математик долго смотрел на него ничего не вражающим взглядом, а сам украткой ущипнул себя за руку. Нет, кажется, не сон. А что если?.. В другой день он ни за что не поверил бы собственным глазам - просто потому что так не бывает. Но ведь сегодня - можно?..
Ну и, конечно, - "где тебя носило, бросил меня тут, подлец!", счастливый смех с истерическими нотками, вторая чашка кофе ("гадость" - сказал Худождик, но он напитка не отказался), путанный рассказ о том, как живёт город и как живётся ему, математику, без старого друга...
-У тебя такой вид, словно ты умыкнул где-нибудь что-то очень интересное и тебе не терпится об этом рассказать. - заметил математик.
-Есть такое дело... - не стал отпираться Художник - Ты, может быть, помнишь ещё мои слова про принадлежность каждого человека к сказке...
-Такое не забудешь! - фыркнул математик, перебив собеседника. - Ты говорил, что в каждом есть что-то абсурдное и смешное, то самое, что заставляет людей улыбаться, когда им хорошо, и улыбать других просто потому что им так хочется. А ещё ты говорил, что это самое абсурдное и смешное надо обязательно найти, потому что иногда оно где-то теряется...
Сумасшедший Художник молча ждал, пока до собеседника дойдёт смысл собственных слов. Несколько секунд прошло в молчании, выражение лица математика медленно менялась - сначала растерянное, потом понимающее и наконец - возмущённое.
-Так ты за этим ушёл, старый!.. - математик замолк, пытаясь подобрать более корректное ругательноство, и Художник поспешил воспользоваться паузой.
-Да подожди ты рычать! Ведь нашёл же.
-Нашёл?..
Художник стал рыться в бесчисленных карманах своего старого дорожного плаща и наконец протянул математику... Зверюшку. Зверюшка была похожа то ли на очень-очень мохнатую чёрную собачонку, то ли на щётку с глазками, и помещалась на ладони.
-А вот это, молодой человек, то самое, абсурдное и смешное. Зовётся оно Маленькой и Чумазой любовью.
Математик с немым изумлением рассматривал неведому зверюшку, осторожно почесал её за ухом - она робко тяфнула, - повертел в поисках хвоста - не нашёл, - и вернул Художнику.
-И каким же образом это... Существо... Заставляет людей быть такими добрыми и милыми, как ты говоришь? - с долей показного сарказма спросил математик.
Сумасшедший Художник стал рассказывать что-то непонятное про космические ветра, про материальные мысли и чувства, про вот таких вот существ, которе эти мысли и чувства образуют... Вернее, наоборот.
-Понимаешь, - сказал он. - Большая и Чистая любовь - та самая, которую восхваляют поэты - заставляет людей чувствовать себя самыми счастливыми, или, наоборот, самыми несчастными на свете. Ради неё уничтожали целые государства, убивали людей, надевали на голову табуретку и делали ещё очень много бессмысленных поступков. Пожалуй, даже больше, чем ради денег или власти. Она вспыхивает, как сухая древесина, горит, а потом - как и любое пламя - гаснет, порой с ужасом и тоской. Потому что ничто не может гореть вечно, и это, пожалуй, хорошая новость. А ради этого лохматого зверька никто ничего такого не делал. Потому что бессмсленно. Великие мира сего даже не заметят такую малявку, их нос всегда поднят к небу, чтобы казаться выше всех-всех на свете. Но... Вот когда ты идёшь по улице, а под ногами инородная кашица, которая ещё совсем недавно была свежевпавшим снегом, а под ней лёд и скользко, а в перчатках дырка, и нос замёрз, и дома никто не ждёт... И вот ты идёшь, смотришь тупо перед собой и чувствуешь себя распоследним неудачником... А потом останавливаешься посреди улицы и улыбаешься во всю физиономию. Просто так, потому что захотелось. Потому что среди туч над твоей головой неожиданно показался лучик солнца, и осветил твою дорогу. И совсем неважно, что никто больше его не видел. Вот это и есть - Маленькая и Чумазая любовь.
Математик задумчиво повертел в руках, как щенка, чёрную зверюшку - та хлопала глазищами и неуверенно тяфкала. Слова разбежались по углам комнаты и возвращаться, видимо, не собирались. А он и не знал, что его друг, воплощение всяких романтичных глупостей, тоже знает, каково это - возвращаться в дом, где тебя никто не ждёт. Даже кошка. Даже кошка...
-А знаешь что? - вдруг поднял голову Художник и улыбнулся совсем как раньше. - А бери-ка этого зверёнка себе. - глаза математика стали по пять копеек. - Нет, ну правда, бери! Там их водится много-много, целый зоопарк, и я, если честно, ещё не очень представляю, что с ними делать, а тебе всё-таки в радость, хоть какое-то живое существо в доме. А мне надо уходить.
-Ага...
Солнце медленно поднималось над землёй, его лучи осторожно коснулись этого мира - мира, где это утро будут считать первым в этом году. И Художник, и математик понимали бессмысленность длинных бестолковых прощаний. но по-другому не получилось. А потом математик долго смотрел ему вслед, задумчиво перебирая длинную свалявшуюся шерсть Маленькой и Чумазой любви. И - перевёл на неё взгляд.
-Ну и что мне с тобой делать?.. Ага, точно. Хочешь кефирчику?

Мокрый, почти растаявший снег уже не хрустел под ногами, а дорога от магазина до дома стала, кажется, раза в два длиннее - это если судить по затраченным усилиям.